Ослепительные скидки в Каталоге Onlíner

С главным инженером МЗКТ мы встречаемся во дворе кирпичной многоэтажки в Заводском районе. В девяностые он и другие заводчане сами строили этот дом хозспособом.

«Практически в каждой квартире здесь есть кирпичи, которые я клал», — говорит Андрей Альбертович. В светлой рубашке и брюках он выглядит бодро и свежо, как будто и не было этих лет в СИЗО.

Правда, потом в интервью он высказывается довольно осторожно, обходя многие моменты. Приговор еще не вступил в законную силу: сегодня последний день, когда он может быть опротестован. Если этим правом воспользуются, судебные тяжбы могут начаться заново.

---

«Первое время в камере думал: „Ну вот, сейчас разберутся, откроется дверь, и я пойду домой“»

— Андрей Альбертович, каково это — когда тебя невиновного забирают в милицию? Я бы, наверное, возмущалась, вырывалась и пыталась сопротивляться. Может быть, даже стучала бы в стены этой камеры в СИЗО…

— И что? Что бы это дало?

— Не знаю, но это же несправедливость.

— Ваша реакция понятна, но какой результат? Закон сегодня такой, что, если вас подозревают и есть постановление следователя и прокуратуры, этого достаточно для вашего задержания. Вы можете прекрасно знать, быть уверенным, что вы невиновны, но сделать ничего не можете. Вас все равно приведут в камеру и посадят, а если будете сопротивляться, то еще и применят силу. Это машина принуждения, от нее никуда не денешься. Исходя из этого, можно сказать только одно: либо ты ломаешься и не понимаешь, либо понимаешь, в какую ситуацию ты попал, и начинаешь бороться.

— Задержание ведь было для вас неожиданностью? Или были какие-то предпосылки, проверки на заводе, еще какие-то сигналы, настороженность?

— Абсолютно неожиданная ситуация. Был полный шок. Первое время в камере я думал: «Ну вот, сейчас разберутся, откроется дверь, и я пойду домой». Но все оказалось совсем не так.

— Проходили дни…

— Не то что дни, уже годы шли.

— Вы понимали, что вас не выпустят и неизвестно было, сколько еще сидеть. У вас была депрессия или отчаяние?

— Нет. Главное, что мне помогало, — это поддержка и помощь семьи и понимание людей. В первые же дни коллектив завода направил прошение о том, чтобы по крайней мере поменять меру пресечения. Под ним подписались 2800 человек.

Я до сих пор не уволен с завода, со мной трижды продлевали контракт. На одном из заседаний был допрос работника завода, и судья спросила его: «А каково ваше отношение к бывшему главному инженеру?» Он ответил: «А почему бывшему? Он и теперь главный инженер». Поэтому очень хочется сказать всем людям, которые меня столько времени поддерживали, огромное спасибо. Это давало силы и веру.

— Первый суд вынес приговор: 8 лет лишения свободы. Вы чувствовали возмущение в тот момент или были какие-то другие эмоции?

— Конечно, возмущение у меня было. Но тот приговор, который был вынесен, в какой-то степени, возможно, мне и помог. Я осознал происходящее.

Не хочу говорить, что люди, которые выносили то решение, неграмотные или что это какая-то тенденция. Хотелось бы верить, что все-таки это не так.

Знаю только одно: в этих вещах многое зависит от людей, а человек — это не машина, он может ошибаться.

— 5 февраля прошлого года зачитывают оправдательный приговор, вас освобождают в зале суда. Все выдохнули, радуются, но тут вас снова забирают. Вам хотя бы сказали, в чем дело, что происходит?

— Ничего мне тогда никто не сказал. Ко мне подошли работники правоохранительных органов, объявили, что я задержан по подозрению в совершении преступления по той же части 3 статьи 430. И увезли в Следственный комитет. Там предъявили бумаги, постановление. Там был тот же следователь, который вел предыдущее дело. Это уже говорит о многом. По крайней мере, мне кажется, так быть не должно.

— Когда оглашали недавний, четвертый оправдательный приговор, были в шоке все, даже ваш адвокат, а вы восприняли его как-то спокойно. Почему?

— Я был убежден, что так и будет. Еще в первый год, находясь в СИЗО, я говорил сокамерникам: «Все равно выйду, я себя в колонии не вижу и не понимаю за что». Надеюсь, наконец-то это все закончится.

«Остается только, как я писал жене, „сцепить зубы и терпеть“»

— В следственном изоляторе бывал далеко не каждый белорус. Как он выглядит? Как в фильмах типа «Джентльменов удачи»?

— За это время я побывал в разных камерах. То, что показывают, и то, что есть на самом деле, — это две большие разницы. Это не пионерский лагерь, это тюрьма. Вы ограничены и себе уже не принадлежите. Раньше я считал, что я управляю свой судьбой. А там — нет.

Говорить о бытовых условиях я бы пока не хотел, потому что, как показывает практика, потом это плохо отражается на людях, которые там сидят. Там есть разные люди — как хорошие, так и плохие.

— Вы попадали в камеру, а там человек, который убил свою жену, например. Как строили взаимоотношения?

— За это время, конечно, мне пришлось посидеть с разными людьми: и с вице-президентом Академии наук, дважды лауреатом государственной премии, и с человеком, который потом получил 25 лет за убийство. Очень много ребят попадали по «наркотической» статье 328.

В камере вы находитесь в ситуации, когда нельзя просто открыть двери и уйти. Приходилось строить отношения. Если бы я не был человеком, который может жить и работать с разными людьми, наверное, не стал бы главным инженером. Но с теми людьми, которых я внутренне не понимаю и не принимаю, старался не общаться. Главное, находясь там, не нужно создавать конфликтных ситуаций.

Вы должны понимать, что сегодня жизненная ситуация такая и никуда от этого не деться. Остается только, как я писал жене, «сцепить зубы и терпеть».

Мне помогало то, что я для себя решил: выдержу все и вернусь домой. Вот это была цель. А если есть цель, значит, ты к ней в конце концов придешь.

— Но вы же не знали, сколько времени на это потребуется.

— В СИЗО на этот счет ходит поговорка: «Тюрьма не могила». Рано или поздно все заканчивается. Я всегда хотел только одного: есть закон — хочу по закону, ничего сверх. Слава богу, получилось.

— Насколько я знаю, в СИЗО более жесткие условия, чем в колонии. Прогулок меньше, нет свиданий и так далее. Это так?

— Прогулки есть, но это закрытый дворик, ограниченный стенами, а сверху решетка. Какая же это прогулка, только что на свежий воздух выходишь. Конечно, с этой точки зрения в СИЗО сложнее, чем в колонии. Поэтому во многих государствах день нахождения в СИЗО засчитывается за полтора-два дня колонии.

— А в изоляторе в прямом смысле сидят? Или можно прилечь, походить, поделать какие-то упражнения, зарядку?

— Разные есть помещения, где-то можно походить, в каких-то не очень. Есть определенный режим. В шесть утра подъем, в десять вечера отбой. В промежутке вы не имеете права спать, лежать и так далее. Либо сидеть, либо стоять.

— Бороться бесполезно? Не выполнять правила, не подчиняться и так далее?

— Можно только в рамках закона. Ради бога, можно писать и жалобы, и все что угодно. Нельзя взять плакат и пойти бунтовать. Не подчиняться вы тоже не имеете права, потому что есть определенные рычаги давления.

Вообще, СИЗО, по моему пониманию, должен восприниматься как изоляция от общества. Если следствие боится, что вы убежите, есть современные технические средства. Ну наденьте на человека браслет, который будет показывать его местонахождение. Не нужно даже нести затраты на его содержание.

Конечно, если это убийца или другой опасный для общества человек, который на свободе может причинить вред людям, его нужно изолировать. Но сегодня СИЗО стал не предметом изоляции, а фактом давления на человека, которого поместили туда. Есть масса разных людей, которых приведи в эту камеру — и все, человек на всю жизнь будет морально сломлен и подавлен.

— Ваша жена раньше говорила в интервью, что еще одним фактором давления в СИЗО является разрешение свиданий.

— По закону, свиданий могут давать сколько угодно. Их разрешает инстанция, которая занимается вашим делом. Если это следователь, то следователь, если дело в прокуратуре, то прокурор, если в суде, то судья. Но само решение, дать или не дать, опять-таки зависит конкретно от человека. И это используется не с точки зрения справедливости, а с точки зрения давления на человека. Ты сделай, как мы хотим, — мы тебе дадим свидание, не сделаешь — не дадим.

Когда меня забирали в 2015 году, жена хотела обнять меня. Ей не дали со словами: «Так он через полчаса вернется». Но следующий раз я увидел жену через год и семь месяцев. Мне дали с ней свидание только после того, как я ознакомился с материалами по первому делу.

Единственный метод общения там — это письма. Вы отдаете из камеры в открытом конверте, оно проходит цензуру, и к вам письмо тоже приходит уже вскрытое и со штампом о проверке. Кто-то пишет, кто-то не пишет, кто-то замыкается в себе. Я для себя решил, что буду писать каждый день, когда можно писать. Жене писал пять раз в неделю, детям — чуть реже. Для меня это было как общение с человеком и превратилось в некий ритуал. Я писал короткие письма, в письме не напишешь много такого, что скажешь лично.

— Понятно, цензура.

— Да. Писать особо нечего, ведь событий никаких. Письма короткие: что живой и никуда не пропал.

«В комментариях под статьями люди пишут, что, мол, собирай чемоданы и уезжай, тут никто тебя в покое не оставит»

— Вы говорили, что за время в СИЗО прочитали 300—400 книг. Что читали?

— Знаете, кто-то любит детективы, кто-то — какие-то романы, кто-то — еще что-то. Некоторые читают «Архипелаг ГУЛАГ». Я читал Солженицына еще на свободе, но, на мой взгляд, это темы не для СИЗО. Там и своего горя хватает. Мне нравится фантастика. Сейчас много современных фантастов, которые пишут достаточно хорошо. Многие вещи из старой фантастики уже стали реальностью. Читаешь современную фантастику, а там уже новые идеи. Думаю, человечество и до них дойдет.

Но самое важное, что это, на мой взгляд, легкое чтиво, оно позволяет отвлечься от того состояния, в котором ты находишься. Потому что мысли в голове все равно крутятся. Если ты не займешь голову чем-то другим, то очень трудно там находиться чисто физически. Можно играть в игры. В СИЗО разрешены шахматы, шашки, домино и нарды. А вот карты запрещены.

— Думали ли вы над какими-то своими проектами, которые оставили на заводе? Переживали ли за МЗКТ?

— В СИЗО есть телевизор, можно было смотреть передачи, новости. Также жена выписывала мне газеты. Конечно, я смотрел, что в мире и как. Видел, как на параде наши машины ходили. Слава богу, то, что мы делали, не пропало, предприятие сейчас нормально функционирует.

Сейчас я в отпуске. И если приговор вступит в силу, а я на это надеюсь, то выйду на работу. В комментариях под статьями люди пишут, что, мол, собирай чемоданы и уезжай, тут никто тебя в покое не оставит. Я никуда уезжать не собираюсь. Хочу, чтобы мне просто дали спокойно жить и работать.

— С друзьями остались такие же взаимоотношения? Или есть те, кто перестал общаться?

— Когда попадаешь туда, сразу понимаешь, кто у тебя настоящий друг, а кто нет. Но нужно понимать и людей, которые остаются здесь. Потому что страх за свое состояние у людей — это нормально. Были люди, о которых ты думал, что это твои очень близкие друзья, а потом понимаешь, что это не совсем так.

Знаете, я всегда писал жене: хороших людей больше. Поэтому есть вера и надежда, что все будет хорошо.

— Можно ли сказать, что вы пришли в СИЗО одним человеком, а вышли другим? Изменилось ли ваше мировоззрение?

— Я бы не сказал, что стал каким-то черствым или бездушным, нет. Возможно, сейчас я буду вести себя по-другому.

— У вас не было мыслей, за что, для чего это все в вашей жизни? Многие люди после таких ситуаций начинают злиться и обижаться на жизнь.

— Мысли приходят разные, но обидеться на кого-то, разозлиться, все бросить, уехать — нет, такого не будет.

— С вашим адвокатом Верой Орешко уже общались?

— Нет, мы пока не встречались. Насколько я знаю, она пока лечится. По ее ситуации скажу одно: тот, кто скажет, что ее дело не связано с моим, скажет полную глупость. Возбудить уголовное дело в отношении профессионала с безупречной репутацией… Я обязательно потом встречусь с ней, когда что-то выяснится. Очень надеюсь, что и по ее делу будет принято справедливое решение.

— Вы говорили, что сейчас в отпуске. Уже сходили на работу? Как вас там встретили?

— Да, сходил на работу, поговорил с директором, с людьми, оформил отпуск. Все, с кем встречался, были очень рады, поздравляли с освобождением, обнимали.

— Сильно для вас изменился за четыре с половиной года Минск?

— Много чего достроили. Деньги поменялись. Меня же задерживали, когда старые деньги были, я новых вживую никогда не видел.

«Считаю, что со мной произошел несчастный случай, скажем так»

— Уже освоились или еще непривычно? Не снится СИЗО и все остальное?

— А вы знаете, нормально сплю, не снится. Перед оглашением приговора не спалось, час-полтора — и все. А дом есть дом. Я переключился довольно быстро. Если человек не сломался ни морально, ни физически, то привыкнуть к обычной жизни — это дело нескольких дней. Если сейчас оглянуться на те четыре года, что я там провел, то и вспомнить какой-то определенный день невозможно. Они проходили очень серенько один за другим.

— Вам не кажется, что это все — СИЗО и суды — было не с вами? Как будто вам кино показали.

— Нет, не кажется. Знаете, любой руководитель, который идет на эту должность, должен прекрасно понимать, что вместе с ней приходит и большая ответственность. Не дай бог произойдет какой-то несчастный случай — это будет ответственностью главного инженера и генерального директора. Человек должен быть морально готов к этим ситуациям. Так вот, я считаю, что со мной произошел несчастный случай, скажем так. Ну и обижаться на этот несчастной случай нет смысла. Жизнь идет, жизнь продолжается, и я хочу, чтобы дальше было все хорошо.

— Вырастить внучек?

— Правнуков, я на внуках останавливаться не собираюсь. Мне 57 лет. Но ведь человеку столько, на сколько он себя ощущает. Я лично ощущаю себя максимум на 30 лет. Честное слово. Силы, слава богу, есть. Здоровье — посмотрим. Знаете, как говорят, «солдат на фронте не болеет». Когда организм находится в стрессе, он изыскивает какие-то резервы. Хотя давление скачет.

Доктор в СИЗО сказал мне: «Вашему сердцу нужно дома быть». Я говорю: «Так дайте справку, пусть меня отпустят».

— К слову, как прошла встреча с внучками? Они же деда не видели очень давно, а младшая и вовсе родилась, когда вы находились в СИЗО.

— Старшие меня помнят, с ними встреча прошла нормально. А вот с младшей мы увиделись впервые. Ей сейчас чуть больше полутора лет. Но ничего, мы сходили в парк, погуляли — и все хорошо.

— Многие семьи, столкнувшись с такой ситуацией, распадаются. Ваша жена, напротив, все это время боролась за вас и за столько лет не сдалась. В чем секрет?

— Понимаете, если люди нашли половинки, значит, дальше так и будет. Я не мог оказать ей никакой другой поддержки, кроме того, что писал в письмах: «Не теряй надежды, держись». То, что она сделала для меня… Какие здесь могут быть комментарии? Это моя жена, это моя семья, слава богу, что она такая — нормальная и крепкая. Я очень благодарен своей семье.

— Какие у вас планы дальше? Вернуться на работу, поехать к морю или еще что-то?

— Не хочу ничего планировать до вступления приговора в законную силу. Дальше будет видно. Если руководство устроит моя кандидатура, то я с удовольствием вернусь, потому что вся трудовая жизнь связана с МЗКТ. Были и тяжелые моменты на заводе, когда многие уходили, я тогда никуда не ушел. И сейчас тоже не хочу.

Сейчас главное, чтобы это все закончилось. Чтобы я мог спокойно жить, не оглядываясь по сторонам.

Семья так же вздрагивает после каждого звонка, меня надолго не хотят отпускать. Вчера я пошел в магазин, жена попросила быстро. Говорит, волнуется. Но это пройдет. Я хочу надеяться и верить, что не будет никакого продолжения, меня оставят в покое и дадут спокойно жить.

Адвокаты в сервисе «Onliner. Услуги»

Читайте также:

• «Я верил в оправдательный приговор». Главного инженера МЗКТ, который провел 4 года в СИЗО, освободили в зале суда
• Прокурор считает, что вина ранее оправданного инженера МЗКТ доказана, и запросил для него 9 лет колонии
• «Два суда оправдали мужа, что за новые эпизоды могли открыться?» История главного инженера МЗКТ, который четвертый год сидит в СИЗО
• «Больше 20 лет стажа и грамота от Минюста». На адвоката дважды оправданного главного инженера МЗКТ завели два уголовных дела
• Начался очередной суд над главным инженером МЗКТ, который пятый год сидит в СИЗО
• Бывшего главного инженера МЗКТ признали невиновным окончательно. Родные мужчины: «Завтра будет ровно три года, как отец находится в СИЗО»
• Главный инженер МЗКТ сидит в СИЗО почти четыре года. Генпрокуратура прокомментировала ситуацию

Наш канал в «Яндекс.Дзен»

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. at@onliner.by